По пути к доку генерал Сниппетт требовал объяснить ему, что за чертовщина происходит и что все тут, к дьяволу, собираются делать.

— За все это вы расплатитесь пожизненным заключением! — громыхал он. — Немедленно освободите меня или я призову всю нью-йоркскую полицию, чтобы разделаться с вами!

После того, как генерал понял, что на его угрозы никто не обращает внимания, он сбавил тон и попросил объяснить, что же случилось, более вежливо.

Талли терпеливо растолковал генералу, что он — военнопленный герцогства Великий Фенвик, что его доставят в герцогство, где с ним обойдутся соответственно его чину, а затем он будет освобожден с соблюдением всех процедур, установленных законами цивилизованных стран.

Это вызвало новый взрыв эмоций со стороны генерала. Слегка утихомирившись, он спросил, что такое герцогство Великий Фенвик, где оно расположено и из-за чего началась война.

Узнав, что герцогство — независимое государство, расположенное на северных склонах Альп, длиной в пять миль и шириной в три, и что война началась из-за предприимчивости каких-то калифорнийских виноделов, ошарашенный генерал погрузился в долгое молчание, что очень устраивало Талли, потому что ему надо было решить куда более важные задачи, а времени на размышления оставалось совсем немного.

Главная проблема заключалась в безопасной доставке доктора Кокнитца и квадиум-бомбы в Великий Фенвик. Путешествие на бриге заняло бы не меньше двух недель. За это время могло случиться все, что угодно: волнение на море или нападение американских кораблей, — ведь их страны все еще находились в состоянии войны.

Еще более непредсказуемой была бы попытка отправить доктора и бомбу самолетом. Во-первых, где найти пилота, способного совершить трансатлантический перелет. Во-вторых, на аэродроме могут находиться превосходящие силы противника, и лучники просто не справятся с ними.

И Талли решил довериться бригу. Его решение определялось тем странным обстоятельством, что Соединенные Штаты, очевидно, до сих пор не поняли, что они воюют с Великим Фенвиком, и только несколько человек знали, что армия герцогства вторглась в Нью-Йорк и захватила в Колумбийском университете ценнейшее секретное оружие. Таким образом, существовала возможность добраться домой в герцогство, прежде чем пропажа будет обнаружена.

Поэтому Талли отказался от похода на Вашингтон, от атаки на Белый дом и предъявления своих требований президенту. В руках у него теперь была добыча поважнее, чем президент Соединенных Штатов.

Думая о докторе Кокнитце, Талли вспомнил, что ученый родился в Великом Фенвике, и спросил Уилла:

— Уилл, ты когда-нибудь встречал в Великом Фенвике семью по фамилии Кокнитц?

Уилл нахмурился, подумал и ответил:

— Сам-то я их не знаю, но отец однажды упоминал каких-то Кокнитцев. Это были бродячие цыгане, муж и жена. Женщина была на сносях, поэтому им разрешили остаться в герцогстве, пока она не разродится. Отец рассказывал, что женщина при родах умерла. Герцог пожалел мужчину и позволил ему жить у нас, сколько тот захочет. Они с мальчиком прожили в герцогстве года три, а затем исчезли. Говорили, что они уехали в Америку.

— Вот я и думаю, что мне знакомо его имя, — сказал Талли, глядя на доктора, сидевшего на заднем сиденье между двумя лучниками. Доктор держал на коленях клетку и разговаривал с канарейкой.

— Так-так, — продолжал Талли. — Птицы. Кокнитц — это тот самый тип, который спорил с моим отцом по поводу местных птиц Великого Фенвика. Теперь я все вспомнил. Послушайте, — обратился Талли к ученому, — это вы автор статьи, где говорится, что в Великом Фенвике не может быть собственных местных птиц?

— Да, это я, — кротко признал Кокнитц.

— Что ж, очень хорошо, — сурово сказал Талли. — Скоро вам представится возможность убедиться в том, что вы заблуждались. Вы изучите всех местных птиц, начиная с этой, — и Талли указал на двуглавого орла, красующегося на его плаще, — и кончая воробьем с хохолком на макушке.

— Вы, наверное, имеете в виду поползня, — часто моргая, сказал Кокнитц.

— Можете называть их поползнями, если вам нравится, или орлами. Но в Великом Фенвике птички с хохолками на макушке называются воробьями.

Машины остановились у причала Канард-дока. Педро и его команда, развалившись на палубе, грелись под лучами весеннего солнышка. Окрик Талли заставил их быстро вскочить на ноги.

— Срочно готовьтесь к отплытию, — скомандовал Талли.

— Ребята просятся на берег, — возразил Педро. — Они так давно не видели американских девушек.

— Отдать швартовы, — зарычал Талли. — Сейчас не время думать о девках.

Педро пожал плечами и отдал команду своим людям.

Доктор Кокнитц, генерал Сниппетт, четверо полицейских и шофер разместились в кают-компании, туда же проследовали и все воины Великого Фенвика. Талли оставался на причале, пока из машин на корабль не пересели все.

— Подожди меня, — сказал Талли капитану. — Мне нужно сделать еще кое-что.

Он взял длинную веревку с абордажным крюком на конце и закинул крюк на крышу ближайшего здания, где на флагштоке развевался звездно-полосатый американский флаг. Сдернув флагшток, он снял флаг, свернул его и спрятал под мышку. Затем привязал к флагштоку полотнище с двуглавым орлом, который одним клювом говорил «да», а другим — «нет», и водрузил флагшток на крыше.

После этого Талли взошел на бриг, и вскоре они уже плыли вниз по реке.

Педро, все еще сердитый на то, что его команде не удалось сойти на берег в Нью-Йорке, с издевательской ухмылкой спросил:

— Вас не было почти пять часов. И как закончилась война с Соединенными Штатами?

— Мы победили, — спокойно ответил Талли.

12

Через шесть часов после начала воздушной тревоги министр обороны был вынужден ее отменить. Поступил он так по нескольким причинам. Во-первых, люди больше не могли оставаться в убежищах. При всем своем уважении к требованиям законного правительства, будучи всей своей долгой историей воспитанными в духе индивидуализма, горожане были просто не в состоянии далее оставаться запертыми в метро, бомбоубежищах, в подвалах домов, обходиться без радио, телевидения, холодильников, прохладительных напитков, чашечки кофе и порции виски или кружки пива.

Они предпочли бы рискнуть и погибнуть, нежели быть погребенными заживо. Матери требовали воссоединения со своими детьми и не обращали никакого внимания на уговоры полицейских и заверения руководства гражданской обороны в том, что с их детьми все в порядке. Женщины готовы были превратиться в кучку пепла, но не желали больше терпеть разлуку со своими отпрысками.

Слух о высадке марсиан с летающей тарелки перерос в панику. Горожане требовали немедленно выпустить их из подземки и дать возможность разойтись по домам.

Министр обороны старался делать все, чтобы удерживать ситуацию под контролем. Он даже отправил генерала Сниппетта в город, чтобы тот опроверг слухи о марсианском вторжении. Но вот уже три часа, как от генерала не поступало сообщений. Однако рапорты из пунктов гражданской обороны свидетельствовали о том, что народ совсем вышел из повиновения. Например, в одном из тоннелей метро толпа разъяренных мужчин изрезала сиденья в вагоне и разобрала на части мотор в кабине машиниста. И подобные акции происходили не только в Нью-Йорке, но и в Бостоне, и в Филадельфии.

Была и еще одна особая причина, почему министр отдал приказ отменить тревогу, — исчезновение генерала Сниппетта. На его розыски уже отправили двести полицейских на мотоциклах, они обшарили весь Манхэттен от Бронкса до Бэттери. Генерала не было нигде. Его автомобиль, две машины с громкоговорителями и передвижную кухню обнаружили в Канард-доке. На машине генерала были заметны три небольшие вмятины, но самое загадочное, в обшивке заднего сиденья подрагивала стрела трех футов длиной.

Когда это донесение подали министру, он распорядился доставить все машины в полицейский гараж и не трогать их, пока он сам не приедет с обследованием. Однако через минуту он передумал и приказал немедленно доставить ему стрелу с посыльным.